– Извините, виконт. Не хотел вас будить.
– Это что-то новенькое, – пробормотал я, приписав появление главного инспектора проделкам своего таланта. Никак иначе объяснить происходящее не получалось.
Голая кладка каменных стен без единого окна, ржавая решетка светильника, глухая дверь, обшарпанная лавка… И на фоне всего этого безобразия – сверкающий орденами и медалями парадный мундир главы полиции метрополии.
Бред? Бред.
– Вы, вероятно, не ожидали моего визита? – улыбнулся Фридрих фон Нальц.
С тем же успехом я мог ожидать визит расстрельной команды, но произносить этого вслух не стал и коротко признал:
– Не ожидал.
– Отчего же так? – удивился жуткий старик, в бесцветных глазах которого полыхало далекое зарево его жгучего таланта. – Старший инспектор Моран отзывался о вас исключительно в превосходных тонах.
Учитывая, что за решетку меня отправил именно старший инспектор, слышать об этом было по меньшей мере странно.
– А где сам старший инспектор? – спросил я, желая хоть немного разведать обстановку.
– В больнице, – сообщил Фридрих фон Нальц. – Врачи подозревают отравление продуктами горения белого фосфора, но он поправится.
– Даже так? – озадачился я, уселся на лавке и прислушался к собственным ощущениям. Ничего не беспокоило.
– Старший инспектор дал полный отчет о ваших действиях, – многозначительно произнес старик.
– Этого-то я и боялся.
Главный инспектор рассмеялся.
– Бояться нечего, виконт! – объявил он. – Никто не собирается предъявлять вам обвинение в нападении на посольство Великого Египта.
– Только не говорите, что вам удалось спустить все на тормозах, – поразился я неожиданному заявлению.
– Газеты напишут о нападении демона. Он подобно урагану промчался по городу и атаковал египетское посольство. Нет поводов для беспокойства, виконт. Газеты никогда не лгут.
– И египтяне это проглотят?
– Учитывая известные вам обстоятельства, они воздержатся от недружественных демаршей.
Я склонил голову набок и спросил:
– Почему же тогда я до сих пор здесь?
– Старший инспектор Моран посчитал необходимым изолировать вас от общества, дабы уберечь от необдуманных поступков. По его мнению, вы отличаетесь излишним тщеславием, а слишком откровенное общение с прессой в нашей ситуации до добра точно не доведет.
Намек прозвучал яснее некуда, и я поспешно кивнул:
– Буду нем как рыба.
– Это в ваших собственных интересах, виконт.
– Нисколько не сомневаюсь.
Главный инспектор поднялся на ноги и вдруг спросил:
– Почему вы не сказали, виконт?
Я облился холодным потом и пролепетал:
– Не сказал о чем?
– О своем родстве с Эмилем Ри. Я ведь знал его еще до того, как он стал канцлером. Да и после доводилось общаться. Удивительный был человек.
– С чего вы взяли? – опешил я, но сразу догадался: – Фотография!
– Ваша просьба заинтересовала меня, виконт, – подтвердил Фридрих фон Нальц. – Я просмотрел копии материалов и с первого взгляда узнал подпись на обороте фотоснимка. – Он усмехнулся. – На моем назначении на должность стоит именно такая.
– Честно говоря, главный инспектор, о своем родстве с этим выдающимся человеком я узнал только несколько дней назад и распространяться о нем не собираюсь. Это кажется мне неправильным.
– Ну что вы, виконт! – похлопал старик меня по плечу. – Я взял на себя смелость сообщить об этом факте в канцелярию ее императорского величества. Их мое сообщение крайне заинтересовало.
– Не стоило…
– Вздор! – отмахнулся главный инспектор и отошел к двери. – Сейчас вам зададут несколько вопросов, а потом можете быть свободны. Никаких обвинений, никаких претензий. Удачи, виконт.
Сиятельный вышел за дверь, на смену ему немедленно заявилась целая толпа клерков. Вместо раскладного стула они выставили посреди камеры переносной стол и три табурета, после чего покинули камеру, не произнеся ни слова.
Через пару минут дверь вновь распахнулась, и ко мне присоединилось трое молодых людей в строгого кроя сюртуках и одинаковых галстуках. Чувствовалась в них некая армейская жилка, то ли из-за коротких аккуратных стрижек, то ли из-за прямой осанки.
Один тут же разложил на столе писчие принадлежности и уселся на табурет; его коллеги с кислым видом переглянулись и присаживаться не стали. Находиться в моем обществе им явно было не по себе. Или просто первый раз в одиночной камере?
Наконец светловолосый господин лет двадцати пяти сбросил оцепенение и протянул руку:
– Позвольте представиться, лейтенант лейб-гвардии ее императорского величества Уильям Грейс.
Я приподнялся со скамьи и ответил на рукопожатие.
– Очень приятно.
Капитан кивнул, вежливо улыбнулся и предупредил:
– Виконт, это ни в коем случае не допрос, но убедительно прошу отвечать на вопросы со всей серьезностью.
– Серьезней меня надо еще поискать, – хмыкнул я.
Тогда заговорил второй из пожаловавших в камеру господ, чернявый, с покрытым оспинами лицом. Он уловил прозвучавшую в моих словах иронию и не преминул выразить свое неодобрение:
– Виконт, нам известно о вашей предположительной близости к императорской фамилии, поэтому вынужден напомнить, что внебрачные отпрыски не могут рассчитывать ни на какой особый статус.
Представиться брюзга так и не удосужился.
– Тогда зачем вы здесь, господа? – поинтересовался я, ощущая сгустившееся в камере напряжение.
– Вас желает видеть ее императорское высочество принцесса Анна, – произнес рябой с нескрываемым неодобрением. – В связи с этим вы должны пройти должную проверку на благонадежность.