– Да послушайте же! – повысил я голос, сразу осекся и уже спокойно произнес: – Елизавета-Мария невиновна. Она не отдавала отчета своим действиям. Ее просто использовали.
– Даже если эта линия защиты пройдет в суде, скандал получится изрядный. Не хочу иметь к этому никакого отношения. К тому же понадобится козел отпущения, чтобы повесить на него все грехи. Грязно играете, виконт.
– Я никого не собираюсь облыжно обвинять. Я уверен в своих словах!
– Еще вчера вы заявляли, будто ничего об этом прискорбном инциденте не знаете!
– Это было вчера! Я не просиживал штаны в кабинете, я разговаривал с людьми и кое-что разузнал.
В глазах старшего инспектора мелькнул отблеск интереса.
– Хорошо, говорите.
– Прежде дайте мне слово, что сообщите главному инспектору о моем участии в этом деле. Неофициально, разумеется. Лавры можете оставить себе.
– Хотите вернуться на службу? – прищурился Бастиан Моран. – Оригинально!
– Вам-то что с того? – насупился я.
– Ничего, – пожал плечами собеседник и пообещал: – В случае успеха я обеспечу вам аудиенцию у главного инспектора. Довольны? А теперь перестаньте тратить мое время или убирайтесь отсюда ко всем чертям!
Я никуда убираться не стал. Развалился на стуле и сообщил:
– Сообщник налетчиков имел доступ к изъятым у меня во время прошлого ареста вещам, а также к документам графа Косице, обнаруженным на месте падения дирижабля. Он точно не собирал обрывки на месте крушения и не самолично рылся у меня по карманам, иначе попросту изъял бы часть бумаг, а не сделал фотокопии.
– Были сделаны фотокопии? – насторожился Бастиан Моран. – Уверены?
– Уверен.
– И откуда это стало вам известно?
– Один пожилой господин тыкал мне ими в нос.
– И вы не задержали его?
– Он был столь настойчив, что я потерял сознание.
Старший инспектор заломил крутую бровь:
– И вас не тронули? Почему?
– Речь шла о каких-то стародавних бумагах моей бабки, – легко соврал я. – Возможно, налетчики думают, что они еще где-то всплывут и я получу к ним доступ.
– Каким именно бумагам?
– Не имеет значения.
– Я могу арестовать вас за сокрытие улик, виконт. Убит ваш дядя, разгромлен Банкирский дом. На мой взгляд, смертей уже предостаточно.
– Это семейное дело, в котором я и сам до конца не разобрался, – безапелляционно заявил я. – Предлагаю перейти к освобождению дочери главного инспектора.
– Еще один вопрос, виконт, – оборвал меня Бастиан Моран, доставая блокнот и карандаш. – Как выглядел тот пожилой господин?
– Он был сиятельный. Очень старый. Одет хорошо. Показался важной персоной. Большего не рассмотрел, было темно. – Я намеренно не стал расписывать внешность умершего от сердечного приступа старика и спросил: – Я удовлетворил ваше любопытство, старший инспектор?
– Частично, – хмыкнул тот, сделал пару глотков пино нуар и без особого интереса махнул рукой. – Излагайте, что у вас там!
Меня такое отношение изрядно покоробило, но высказывать претензий я не стал и просто рассказал о беседе Елизаветы-Марии и маэстро Марлини на приеме у барона Дюрера.
– И это все? – поморщился Бастиан Моран, выслушав меня. – Виконт, вы меня удивляете! Подозреваемая общалась с известной личностью, к которой подходят за автографами по десять раз на дню, и на этом основании вы делаете столь далеко идущие выводы? Это нонсенс!
Я так легко сдаваться не собирался и напомнил:
– Этот разговор прекрасно укладывается в общую схему! Гипнотизер заставил ее совершить это преступление!
– Он заставил ее воспользоваться собственным талантом?
– Почему бы и нет?
– Натянуто.
– Старший инспектор, – нахмурился я, – у меня складывается впечатление, что вы не заинтересованы в раскрытии этого ограбления! Мне так об этом главному инспектору и сообщить?
– Виконт! – невозмутимо улыбнулся в ответ Бастиан Моран. – Я не участвую в этом расследовании. И личность подозреваемой не имеет для меня ни малейшего значения. Превыше всего я ценю законность. Повторяю: ваши доводы не кажутся мне убедительными.
– Даже не попытаетесь во всем разобраться?
– Вы обратились не по адресу. Третий департамент не участвует в этом расследовании, поэтому я собираюсь держаться от него как можно дальше. Так главному инспектору и сообщите.
– Уверены, что он не усидит в кресле?
– Не имеет значения. Законность превыше всего, – пожал плечами Бастиан Моран и попросил: – А теперь будьте так любезны, оставьте меня.
Я остался сидеть и задумчиво произнес:
– Дюралюминий – это ведь новое слово в дирижаблестроении? Что, если документация по этому сплаву окажется проданной египтянам или персам? Разве не очевидно, что за этим преступлением стоят именно они?
Я прекрасно помнил былое утверждение старшего инспектора об активности иностранных разведок, поэтому бил наверняка. И точно – у собеседника явственно дернулось веко.
– Это аргумент, – вздохнул он, задумчиво расправляя салфетку, – но у маэстро Марлини множество влиятельных поклонников. Обвинить такого человека, не имея на то достаточных оснований, чревато серьезными неприятностями, хуже того – публичным скандалом. А именно скандала сейчас изо всех сил старается избежать главный инспектор. Боюсь, виконт, вы оказываете ему дурную услугу.
– Какая разница? Разве не законность стоит для вас на первом месте?
– Улик нет. Оснований для обыска нет. Ничего нет.
– И значит, не надо ничего делать?